Дмитрий ЗАХАРОВ

'ФАНТАСТИКА, КАК ЛИТЕРАТУРА ВЛИЯЮЩАЯ НА УМЫ, УШЛА НАВСЕГДА'

интервью с А.Лазарчуком

Медик по образованию и писатель по профессии, редактор литературного журнала 'День и ночь' и руководитель семинара молодых писателей, Андрей Геннадиевич Лазарчук один из самых известных красноярских авторов.

В 1983 году он опубликовал первый рассказ, а в 84 уже получил первую литературную премию, причем, международную. С тех пор Лазарчук успел стать кавалером 'Странника' и 'Бронзовой улитки', 'Интерпресскона' и 'Лунного меча', 'Великого кольца' и 'Золотого Остапа'.

Энциклопедия фантастики пишет, что он, как писатель-фантаст, разрабатывает социально-философскую проблематику, а также известен произведениями других жанров. На это Андрей Геннадиевич только улыбается. Он не знает, что это за 'произведения'.

Впрочем, и с тем, что он - писатель-фантаст, тоже не согласен. Говорит, что не склонен к раскладыванию литературы по течениям и направлениям.

Создатель 'Опоздавшие к лету', 'Всех способных держать оружие', 'Транквилиума', с 96 года работает в паре с не менее известным красноярским автором Михаилом Успенским. В сентябре должна увидеть свет их новая работа 'Гиперборейская чума'. Сотрудничество это Лазарчук считает плодотворным, но и от сольного творчества не отказывается.

Железногорск же Андрей Геннадиевич посещает довольно часто и даже в повести 'Там вдали за рекой' вывел маленький закрытый город с Комплексом в горе. Во время последнего визита писателя он и был допрошен с возможным беспристрастием.

ОБ ОПТИМИСТИЧЕСКИХ ПРОГНОЗАХ И 'ПРАВОМ ДЕЛЕ'

- Андрей Геннадиевич, говорят, что вас готовится опубликовать одно из авторитетнейших российских издательств - 'Вагриус'. Это так?

- В принципе да. Я заключил с ними договор. Пока правда дело не пошло дальше выплаты аванса. Но должны выйти две книги: сборник повестей и рассказов и 'Все способные держать оружие'. Это начало. Первые два тома собрания сочинений.

- Я знаю, что после памятных событий 17 августа издательский рынок сильно лихорадило. Каковы ваши прогнозы на будущее?

- Все образуется. Не в первый же раз: Все идет скачками.

- И куда оно идет?

- Пока, к сожалению, по кругу:

- Наверное, любимый вопрос всех корреспондентов: 'Ваше отношение к последним событиям в стране'?

- А что понимается под последними событиями?

- Всевозможные политические альянсы, назначения, перестановки, нездоровье Ельцина, наконец.

- Ну болеет мужик, что тут сделаешь? Не только он один: Да никакого у меня нет отношения ко всем этим событиям. Не эпохально все это.

- А ждет нас что-нибудь эпохальное в ближайшее время?

- Нет. Надеюсь, что нет. А я, пожалуй, всего один раз провалился в прогнозах, и то, наверное, по причине какой-то эйфории начала девяностых годов. Я предполагал, что в 1999-2000 годах начнется серьезный экономический подъем. Ну, думаю, на пару лет промахнулся.

- Все равно считаете, что экономический подъем не за горами?

- Это неизбежно. Как смена времен года.

- Хорошо. Политикой вы не увлекаетесь, но за ней все же следите. Говорят, что еще до объединения правых партий, вы в шутку предлагали название коалиции - 'Правое дело'. А потом совпало, что и чубайсовское объединение выбрало именно его.

- Нет никакого совпадения. Мой вариант названия действительно передали Чубайсу. Без шуток.

О 'КЕСАРЕВНЕ ОТРАДЕ'

- Андрей Геннадиевич, не так давно вышел ваш роман 'Кесаревна Отрада'. Чуть позже выяснилось, что это только первая часть. Второй части читатель не дождался до сих пор. В чем тут дело?

- Дело в том, что был запланирован двухтомник, но из-за всех денежных переживаний он задержался. Очень жаль, что первый том был издан без каких-либо указаний на то, что он именно первый. Это вызвало множество нареканий; ругают, естественно, меня, а не издательство. Видимо, теперь в одном 'кирпичике' выйдут сразу обе части.

- А вы, Андрей Геннадиевич, как оцениваете свою работу? Вы как-то называли три своих самых значимых работы. На первом месте 'Транквилиум', на втором - 'Посмотри в глаза чудовищ' и 'Опоздавшие к лету' - на третьем.

- Это не то, что наиболее значимо, а просто вещи, которые я поставил в ряд самых удачных работ.

- А удачные - не означает, значимые?

- Конечно, совсем необязательно. Иногда гордишься каким-нибудь пустячком.

- Чем же гордится Андрей Лазарчук?

- Да так, какие-то отдельные фразы, отдельные страницы, даже пара глав в 'Солдатах Вавилона'. - Смеется. - До сих пор от них торчу. И непонятно как оно написалось: А так, чтобы чем-то целым:наверное, нет.

- И все же, на ваш взгляд, 'Кесаревна' - удачная работа?

- Нет, она в эту тройку все равно не войдет. Несмотря на то, что вещь огромна, в ней очень много несказанного. Туда просится очень многое: Но я не зарекаюсь, может быть, еще поработаю над этим. Даже в пику издателям, которые попросили сокращения.

- Многие ваши поклонники, спрашивают, почему после того, как вы, в общем-то, неким образом открестились от фантастики, решили работать в жанре фэнтэзи?

- Ну тут несколько соображений. Во-первых, мне почему-то захотелось это сделать - бывает такое. Во-вторых, 'Кесаревна' - не совсем фэнтэзи. В большей степени это все же типичный лазарчуковский роман, но с немножко необычными декорациями.

- А сами бы вы к какому жанру отнесли 'Кесаревну'? Или не стали бы этого делать вообще?

- Я ничего не отношу ни к каким жанрам. У меня нет привычки к классификации. В хороших интересных произведениях всегда удается найти признаки различных жанров. Я уже пытался японцам объяснить, что мое произведение - это смесь героической фэнтэзи, криминального романа и космологического эссе.

- Значит и в Японии есть ваши поклонники, читавшие произведения Андрея Лазарчука?

- Боюсь, последние произведения они еще не читали. Переведены некоторые рассказы и 'Все способные держать оружие':

- Мне приходилось сталкиваться с таким мнением, что в 'Кесаревне' много моментов, совпадающих, к примеру, с 'Хрониками Амбера' Желязны. Есть такое, Андрей Геннадиевич?

- Есть. Это не было сделано сознательно, я понял, что сходство есть, только когда все уже сложилось.

- Случайность?

- Может случайность, может одинаковый ход мысли, хотя сказать, что я когда-то фанател от 'Хроник Амбера', ну никак нельзя: Скорее, внешнее сходство.

Столько написано всего, всегда можно найти сходство с чем-то. Был вообще скандальный случай, правда, в обратном порядке. Совершенно полное текстуальное совпадение с моей 'Монеткой', которая уже сто лет назад вышла. 'Химия и жизнь' опубликовала американский рассказ - один к одному. Другие имена, но все остальное то же. 'Карен на краю вечности', по-моему.

О РАБОТЕ, ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ И БОГЕ

- Какое произведение писалось легче, быстрее всего?

- Легче? Хм: Нет, ну когда молодой был, то писал очень легко. Тогда все писалось для себя, по вдохновению. Накопилось, быстренько сел и быстренько написал. А вот когда превратилось в работу, то стало монотонным занятием, не добавляющим эмоций.

- И какая же работа была продуктивней, по вдохновению или работа-работа?

- Работа-работа.

- Почему? Ведь расхожее мнение гласит, что написанное по вдохновению - от Бога.

- Это очень ленивое рассуждение ленивого человека. А повседневная работа требует контроля над подсознанием и сохранения притом внешнего спокойствия. Дается сложнее, но когда концентрацией овладеваешь, все получается гораздо лучше. Так что самая идеальная работа - ежедневная и монотонная, с минимумом внешних раздражителей.

- На вас каким-либо образом влияет институт литературной критики?

- Для меня критика - штука вторичная. Я не знаю, зачем она нужна, равно как литературоведы... или лягушки, например.

- Но они нужны?

- Не знаю, не знаю. Раз они в природе существуют, значит, для чего-то нужны. А вот как они входят в экологическую цепочку я не очень хорошо понимаю. Но даже лягушка более конкретна, чем литературный критик.

- Как говаривал Сергей Доренко в ответ на заявления Макашова: 'Раз Бог в неизъяснимой мудрости своей создал красных, значит это зачем-нибудь нужно'.

- Ну если на Бога все валить: Может быть его самого для того создали, чтобы оправдывать свои грехи.

- Я вижу у вас особенный взгляд на само понятие Бога. Кстати, а он для вас существует?

- Скажем так: любое явление, в которое верит большое количество людей, действительно существует. Вне зависимости от того, существует ли оно в отрыве от них.

- И оно способно совершать некие действия?

- Разумеется.

- Андрей Геннадиевич, вот вы говорите, что Бог существует, когда в него верит достаточное количество людей. Я понял, себя вы к ним не относите. Ну а для тех, кто не разделяет веру остального населения, он все равно является реальной силой?

- Конечно. Здесь осознанная вера или неверие мало на что влияет. Тем более, что часто неверие - обратная сторона той же самой веры. Пример - истовый атеизм. Еще в школе помню на стихотворении 'Смерть пионерки' меня что-то как стукнуло: истово верующей была девочка. А у матери - суеверия, маленькая вера на всякий случай: не помешает же тебе на шее крестик.

- И какая позиция более близка вам? Вера пламенная или маленькая и спокойная?

- Трудно сказать. Это ведь не от сознания зависит, а от чего-то более глубокого. Я не знаю, как может повести себя человек на пороге смерти. Вот тогда - проверка, он более или менее узнает, кто он такой.

О ФАНТАСТИКЕ, ФАНТАСТАХ И ДОБРЫХ ГЕРОЯХ

- В своей монографии 'Перекресток утопий' исследователь фантастической литературы Всеволод Ревич пишет, что на смену эпохе братьев Стругацких так ничего и не пришло.

- Не пришло. Я не скажу, что нет авторов, сравнимых со Стругацкими по технике, но нет авторов, равных им по влиянию на читателя. Да и читатель стал другим. Стругацкие были очень сильно сплющены, искажены, деформированы. Не столько даже их готовые вещи, сколько сам способ мышления, способ создания. Ведь постоянно шла борьба с цензором, вообще с той реальностью. А реальность была диковатая, хотя и давала тот уровень сопротивления, который позволял накачивать мышцы. Сейчас сопротивление немножко другого рода: мягкое, кисельное, ватное. Через него надо долго муторно пробираться - скорее устаешь, чем накачиваешься. Вот и получается, что авторы с потенциалом, не меньшим, чем у Стругацких, пишут в десятую часть их силы.

- А что должно случиться, чтобы пришел новый писатель, новый читатель?

- Ничего. Я думаю, что фантастика, как литература влияющая на умы, ушла совсем: или надолго. Она стала перерождаться в развлекательную литературу. Раньше ведь были великие фантасты, преображавшие мир своими произведениями - Уэллс, Оруэлл, - они буквально взрывали все вокруг.

- Оруэлл - фантаст?

- Конечно. Просто у критиков-литературоведов есть тенденция: все хорошее из фантастики затаскивать в большую литературу.

- У Ревича есть своеобразный литературный водораздел - по одну сторону 'чернуха', по другую - все остальное. Вас он отнес именно к 'чернухе':

Лазарчук удивленно:

- А я всегда считал, что у меня очень оптимистические произведения.

- Критерием разграничения он сделал доброго героя. Он разбирает вашу повесть 'Там вдали за рекой'. И главный упрек - негуманность спасательных служб, которые долго размышляют об оплате за вызов, прежде чем придти на помощь. Ревич считает, что это - относительная гуманность. А если бы им не заплатили, - спрашивает он, - они бы что, не полетели?

- Не полетели бы. Видимо он просто не встречался с реально существующими спасателями.

- А вы согласны, что в произведении обязательно должен быть добрый герой?

- Не согласен. Это не признак хорошей литературы: Ревич, конечно, умный мужик, но литературовед.

О 'ГИПЕРБОРЕЙСКОЙ ЧУМЕ' И ТВОРЧЕСКИХ ПЛАНАХ

- Сразу после вашей первой совместной работы с Михаилом Успенским - романа 'Посмотри в глаза чудовищ' - последовало огромное количество отзывов, как простых читателей, так и коллег по цеху, надо признать, благожелательных было значительно больше. Вы сели писать продолжение, которое сначала называлось 'Пролетарская машина времени', а потом сменило имя на 'Гиперборейскую чуму'. Что вы скажете об этой вещи?

- Всегда трудно писать продолжение. Хотя оно и не прямое: есть в этих двух книгах общие герои, но Гумилева уже нет.

- А кто-нибудь другой из известных личностей?

- Нет. Нельзя повторять такие вещи. Некрасиво просто. Да и книга теперь немножко о другом. Пусть даже используется тот же мир, а одно из основных действующих лиц - уже известный читателю великолепный ГРУ-шник Коломиец.

Во время работы мне казалось, что мы слишком подробно все продумали, мало импровизации. А работа - это одна сплошная импровизация. В идеале нужно абсолютно не знать, как закончишь свою вещь. Как бы на спор задается название и ты под него обязательно должен что-нибудь написать. А если добавить ограничение по времени, то это и получатся - идеальные условия творчества. Хотя я знаю и людей, которым нужно продумать все от начала до конца и только потом приступить к работе.

- А у вас с Успенским как?

- Успенский именно из таких людей.

- И что же у вас получается?

- Получается что-то среднее. Оба недовольны, конечно, но так и должно быть. Дуэт противоположностей.

- И напоследок вопрос о творческих планах. Увидим ли мы еще рассказы и небольшие повести Андрея Лазарчука? Продолжится ли ваша совместная работа с Михаилом Успенским?

- Недавно написан рассказ 'Сентиментальное путешествие на двухместной машине времени', а еще есть повесть 'Семен по прозвищу Петр', которая мне пока не очень нравится... в общем, пусть еще полежит. С Успенским же на пару собираемся написать средних размеров произведение 'Сага о Когане-варваре'.

А потом приступлю к давно задуманному 'готическому боевику' под названием 'Штурмфогель':

Дмитрий Захаров
            4 февраля 1999 г.

Опубликовано в газете 'Город и горожане', здесь - полный авторский вариант.