МОНЕТКА
Таких морозов в это время не бывало
никогда. Во всяком случае дед Александр, что живет этажом ниже,
ничего похожего не помнит. Он говорит, что это спутниками да
космонавтами все испохабили. И то: минус тридцать в конце октября:
пардон, у нас не Диксон.
Где-то я читал, как один оригинал
несколько лет подряд считал прохожих на улице и измерял температуру
воздуха. Результат сенсационный: оказывается, в мороз люди
предпочитают сидеть дома. Чудак, спросил бы меня. Я бы ему это за
две минуты разъяснил.
По ящику гнали какую-то многосерийную
ерунду, и я его выключил. Пол, что ли, подтереть? Да нет, Нина
только вчера порядок наводила. Пожрать приготовить? Что там у нас в
холодильнике? Я поплелся на кухню, и тут позвонили в дверь.
На площадке стоял, весь скукожившись,
какой-то полузнакомый бородач. Одет он был явно не по погоде: белая
шляпа, светлый плащик, кремовые брючки и - бог ты мой! - летние
туфли с дырочками! Хотя бывает, конечно: летел человек, скажем, в
Сухуми, а попал сюда. 'Ирония судьбы', дубль два...
- Это квартира Орловых? - замороженным
голосом спросил он.
- Да, - сказал я. - Входите.
- А вы - Николай.
Интонация была неуместная -
утвердительная; но явно уж никак не до интонаций ему сейчас было...
- Николай, Николай, - подтвердил я,
почти волоком втаскивая его в прихожую. - Раздевайтесь скорее, я
сейчас чаю... Унты вот наденьте, ноги согреются.
Он долго лил воду в ванной -
отогревался. Я успел вскипятить чайник, поджарил яичницу, нарезал
хлеб и сало, разлил водку по стаканам. Наконец он появился, чуть
оттаявший, и сел напротив.
- Да, я не представился, - сказал он,
протягивая через стол руку. - Николай.
- Прекрасно, - сказал я. - Можно не
насиловать память. У меня с этими именами собственными...
Он сочувственно покивал.
- Я, знаете, по делу... - начал он.
- Догадываюсь, - сказал я. - Но
сначала водку.
- Да. За знакомство:
- Долой внутренний холод!
- Долой. А о чем вы догадываетесь?
- Что по делу. Без дела сейчас, думаю,
редко кто отважится.
- А что такое? - насторожился он.
- Мороз ведь.
- А-а... Ну да, конечно, такой мороз...
- с явным облегчением сказал тезка.
Честно говоря, я удивился. Такая
отчетливая, хоть и сдержанная реакция на, в общем-то, тривиальные и
безобидные слова...
- Так вот, о деле, - продолжал он. -
Вам не кажется знакомым мое лицо?
- Кажется, - признался я. - Но
вспомнить не могу.
- Это потому, что вы никогда не
стриглись так коротко и не отпускали бороду. Вот, - и он прикрыл
низ лица рукой.
Ощущение было, как от удара током. На
меня смотрел я - я сам.
- Не может быть... - слова
застревали, их приходилось выталкивать силой.
- И тем не менее, - спокойно сказал
он. - Мое имя Николай Орлов. Мы не двойники, не близнецы, мы
- один и тот же человек.
- Погоди, - сказал я. - Погоди, дай
очухаться... Ничего не понимаю!
- А что тут понимать? - возразил
он. - Параллельные миры. Ясно?
- Параллельные миры... Ага.
Действительно, что может быть проще: А ты, значит?.. - я изобразил
пальцами идущего человечка.
- Совершенно верно.
- А зачем?
- Зачем? - переспросил он. - Это,
брат, долгая история. Налей-ка чайку. Ты ведь женат?
- Н-ну... В общем, да.
- Как и все мы - 'в общем'... Хорошо
живете?
- Вполне, - улыбнулся я. - И ты что,
у многих побывал?
- У многих. Это уже двадцать седьмой
мир, не считая от моего. В девятнадцати есть мы.
- Здорово живем, - сказал я. - Вот
бы всем собраться!
- Ты знаешь, - сказал он, - это,
наверное, вовсе не так интересно, как кажется. У всех почти все
одинаково. Так, разница в деталях. Хотя... В принципе можно. Мне это
даже и в голову не приходило... Свежий взгляд.
Несколько минут мы молча пили чай. Я
почему-то сразу и безоговорочно поверил ему. Как будто это самое
обычное дело - путешествовать из одного параллельного мира в
другой. Наподобие трамвая. Сел, понимаете, на одной остановке, вышел
на следующей... Ведь не чайку же он попить забежал и не туризмом
решил заняться... хотя, с другой стороны, почему бы нет? Мне не
хотелось лезть с расспросами - знал, что все расскажет сам, когда
сочтет нужным. Но молчание затягивалось, и я не выдержал.
- Так ты говоришь, что мы есть не
везде? - спросил я.
- Да. То есть иногда совершенно
никаких следов. Но это довольно странные миры. В одном меня чуть не
пристрелили. Вот, - он оттянул воротник свитера. Под левой ключицей
белел грубый звездообразный шрам. - Чудом уцелел. Теперь - особая
примета... Машина у тебя есть?
- Старый 'Запорожец', - подтвердил я.
- Ну и как он?
- Ничего, бегает. В прошлом году
движок сменил, теперь вообще никаких проблем.
- А раньше, значит, глох?
- Раньше глох. Да ведь ты, наверное, и
сам все знаешь.
- Все, да не все. На самолет вы из-за
этого не опаздывали?
- Было дело. Это уже сколько?.. Лет
пять прошло. Нина тогда выиграла в лотерею путевку в Самарканд...
- Как ты сказал? - он схватил меня
за руку.
- Что - как?
- Как ее зовут? - Лицо его
исказилось страшно, покрылось каплями пота, глаза вылезли из орбит.
- Как ее зовут?!
- Нина, - ничего не понимая,
пробормотал я.
- Нина? Не Ольга? Нет?
- Да что случилось?
- Подожди... Подожди... Нет, имя -
это тоже случайность... Фотографию покажи!
- В комнате...
Он рванулся из кухни, опрокинул
табуретку; еще ничего не понимая, побежал за ним.
Он стоял, озираясь, посередине комнаты.
Я вынул из стола и подал ему пакет с фотографиями. Он дрожащими
пальцами попытался вытащить их, не получалось; тогда порвал пакет.
Карточки рассыпались, разлетелись по
ковру, он схватил несколько, поднес к глазам... Потом, обмякнув,
медленно подошел к креслу, упал в него и закрыл лицо руками.
Я собрал фотографии, положил их на стап.
Он сидел все в той же позе.
- Что - не она? - осторожно
спросил я.
- Наоборот, - тускло сказал гость. -
Она.
Я молчал, ждал, когда заговорит снова. И
он заговорил.
- Оля тогда выиграла путевку, и ми
долго спорили, кому лететь. Решили бросить монетку. Выпало лететь
ей. Я отвез ее в аэропорт, проводил. А через день сообщили, что
самолет разбился. Погибло девять человек, в том числе она...
Вот оно что, подумал я. Вот оно что:
- А у меня заглох мотор, и мы опоздали.
Нина улетела следующим рейсом. Да, а тот самолет, я слышал,
действительно садился где-то на вынужденную...
- До меня все это очень долго
доходило, - продолжал он. - Теплопроводность плохая. Потом в
депрессию впал, травиться собрался - ну и положили меня в
психушку. Заведеньице, знаешь, - чуть на самом деле крыша не
поехала. Ладно, полечили, выписали... Потом бессонница навалилась. И
вот лежу я и все эту монетку представляю - как она то орлом
падает, то решкой. Орлом - решкой, орлом - решкой...
Он вытащил из брючного кармана бумажник,
раскрыл его и показал мне фотографию: Нина (она же, получается,
Ольга) была снята где-то на природе - в полосатой майке, с
ракеткой в руке, волосы развеваются...
- Так вот, понял я, что монетка эта
должна падать и орлом и решкой. Понимаешь? Любая вероятность должна
реализоваться. Иначе равновесие мира нарушится. Как если бы молекулы
воздуха стали двигаться не во всех возможных направлениях, а только
в некоторых, воздух собирался в одной половине комнаты... Или взять
ту же монетку: бросишь сто раз, получится примерно пятьдесят на
пятьдесят. А если бросок может быть только один - принципиально
один? Тогда, чтобы вышло пятьдесят на пятьдесят, миров должно быть
два: в одном выпадет орел, в другом решка. Понял? Вот так я тогда
рассуждал - и рассуждал, выходит, верно. Ну а поскольку случайностей
таких бесчисленное множество, то и миров, соответственно...
- А это? - я опять изобразил пальцами
пешее хождение.
Он пожал плечами - фамильный жест! -
и улыбнулся.
- Само получается. Надо только
настроиться. Одиночество, знаешь, это такая сила...
- Пошли чай допьем, что ли, - сказал я.
- Пошли... Хороший у тебя чай.
Индийский?
- Подымай выше, - сказал я. -
Цейлонский.
- Здорово. А то грузинский мне уже....
- Случайно достал, - ответил я и
осекся.
- Вот-вот. Я что и говорю. - Он
поболтал ложкой в чашке. - Она ведь эту путевку четыре раза
выигрывала - это если и вас считать. Один раз все нормально
обошлось - долетели без приключений; второй раз, как и вы -
опоздали; а в третьем мире он полетел, и самолет разбился, но я
остался жив. Черт, запутался, как говорить: 'он', 'я':
- Так вот что ты ищешь, - понял я
наконец.
Ну да, - сказал он. - Мир, в
котором я погиб.
Он допил чай и поставил чашку на стол.
- Надо идти.
- Куда же ты, на ночь глядя: Подожди,
Нина придет...
- Потому и хочу уйти. Не обижайся.
Трудно мне ее видеть...
Он уже одевался, когда зазвонил телефон.
Я взял трубку. Это была Альбина.
- Колечка, дорогой, - защебетала она, -
ты очень скучаешь?
- Не очень, - честно признался я.
- Ты ведь не возражаешь, если Ниночка
останется ночевать? Такой день, я ее заставила шампанского выпить,
теперь ей за руль никак, а автобусы плохо ходят, такой мороз...
- Пусть остается, - сказал я. -
Сама-то почему не позвонила?
- Стесняется чего-то, меня заставила.
Ты что, такой ревнивый?
- Дай ей трубку.
В трубке зашуршало, потом
виноватый-виноватый Нинин голос произнес:
- Алло...
- Привет. Утром домой не зайдешь?
- Зачем? Сразу на работу, тут близко.
- Ладно. Тогда ключи от машины оставь
в лифтерной, я приеду, заберу. Ну, целую. Альку еще раз от меня
поздравь...
Я положил трубку. Он стоял, прислонясь к
стене.
- Так что все, - сказал я. -
Переночуешь, а там посмотрим.
Когда мы завалились спать, я спросил:
- А как ты все-таки это...
перемещаешься?
- Пещеру нашу помнишь? Ну еще бы!
Забираюсь я в нее... Я почему, собственно, ее выбрал? Она ведь
никаким случайностям вроде бы не подвержена, значит, должна
существовать во всех мирах... Так вот, забираюсь в нее, закрываю
глаза и настраиваюсь. Словами этого не объяснить, Тут, наверное,
просто прочувствовать надо все, что я прочувствовал, - а этого,
брат, и врагу не пожелаю. Ну вот, а потом выхожу из пещеры и иду
сюда, адрес почти везде один и тот же. Если здесь прокол, тогда в
адресное бюро. Вот и все. Давай спать.
- Подожди, еще спрошу. Сильно
различаются миры?
- Всяко. А уж погода всюду разная. Сам
видишь, как я влип здесь.. Понимаешь, это я поначалу любопытствовал,
нос везде совал, особенно, когда что-нибудь необычное. Потом
отучился. Отучили: Так что теперь быстро выясняю главное - и
дальше...
- Надоело тебе, наверное, всем одно и
тоже рассказывать?
- Да пока еще нет, бог миловал.
Правда, давай-ка спать. Сморило меня что-то...
Утром я съездил к Альбине, забрал машину
и вернулся. Он еще спал.
Потом мы выпили кофе, и я заставил его
одеться как следует. Пещера была недалеко, километров пять от
города, но как он добирался вчера... Я представил - и поежился.
Всю дорогу мы почему-то молчали. То ли
сказать было нечего, то ли наоборот... Подъехать мне удалось почти к
самой пещере. Отсюда был отчетливо виден вход - черное
продолговатое пятнышко на белом фоне. Отсюда к дороге по снежной
целине тянулась цепочка оплывших следов. Здесь он шел вчера.
- Ну, будь, - сказал он.
- Счастливо, - сказал я. - Счастливо
тебе.
Он помолчал немного, потом свирепо
взглянул на меня.
- Ты! - рявкнул он. - Хоть
теперь-то ты понимаешь, что ты имеешь?
- Понимаю:
- Ни черта ты не понимаешь! Все вы ни
черта не понимаете! - он в сердцах хлопнул дверцей и быстро пошел,
почти побежал к пещере, разбрасывая ногами снег, и только раз
оглянулся и коротко махнул рукой; но все это время, пока он шел, я
внушал себе, что это я, я иду по снежной целине, я и никто другой,
что все, что произошло, произошло со мной, вот с этим Колькой
Орловым, которого я знаю сто лет, знаю со всей его подноготной -
но, оказывается, не знаю совсем; что это в меня стреляли где-то там,
в странном мире, это у меня след от пули под левой ключицей; а может
- не только стреляли; а может быть, еще будут стрелять, и более
метко, и я знаю это и все равно иду туда, иду навстречу... чему?..
Умом я это вроде бы понимал, а до души все равно не доходило, потому
что он шел, упорно шел к своему счастье, а я - вот он я:
Потом я зачем-то бежал к пещере...
Глупо. Что я мог сказать ему или сделать для него? Но в тот момент
думал, что мог.
В пещере его уже не было...
Он не обещал вернуться - да и зачем ему
возвращаться? Но я почему-то жду его. Их. Столько времени прошло, а
я все жду.
1983 |